К великому удовольствию Канюка, я не смог толком объяснить, что сей документ означает. (Не смог это сделать несколько недель спустя и один адвокат из Сан-Франциско, который пытался мне растолковать положения распоряжения.) И полиция округа Мадера сходу тоже не смогла ничего объяснить, а вот перевод с сухого языка документа на живой язык человеческий, сделанный полицейскими здесь же, на обочине дороги, был предельно ясен: при первом признаке напрягов со стороны любого типа на мотоцикле, сажать его в тюрьму и не выпускать даже под залог.

Такое развитие событий скорее разозлило Пузо, чем повергло его в уныние. «Только лишь потому, что у меня борода, — пробормотал он, — они хотят засадить меня в тюрьму. Куда катится эта страна?» Я попытался сформулировать ответ на этот вопрос, как вдруг всего в десяти футах от того места, где мы сидели, остановилась машина дорожного патруля. Я быстро поставил на судебное постановление свою банку пива. Вроде бы как спрятал. Два копа просто сидели в тачке, уставившись на нас, а на приборной доске напротив них торчал дробовик. Пронзительный голос диспетчера пулеметоподобно трещал по радио, рассказывая о различных передвижениях Ангелов Ада: «По сообщениям из Фриско, никаких арестов… многочисленные группы движутся по 99 хайвею… группа из двадцати человек остановлена у заграждения к западу от Бейсс Лейк…».

Я решил наговорить кое-что на пленку, надеясь, что вид магнитофона помешает полицейским сразу застрелить нас всех троих, если по радио им вдруг прикажут «принять соответствующие меры». Пузо развалился в своем деревянном кресле, потягивая «Орандж Краш» и с отсутствующим видом глядя в небо. Канюк, похоже, дрожал от ярости, но держал себя в руках. Внешнее сходство между обоими было впечатляющим: оба — длинные, худые, одетые в свои дорожные прикиды. Однако ни один из них не выглядел сирым и убогим: бороды аккуратно подстрижены, волосы — средней длины, никаких признаков наличия оружия и других странных излишеств. Не будь у них эмблем Ангелов Ада, они привлекли бы к себе не больше внимания, чем пара путешествующих хипстеров из Лос-Анджелеса.

Теоретически в то время, о котором идет речь, Пузо не являлся Ангелом Ада как таковым. Он был одним из членов-основателей отделения в Сакраменто — которое, как и отделение во Фриско, отличалось своим хорошо уловимым богемным характером. Другим членом-основателем Ангелов Северного Сакраменто был Бродяга Терри. Они всегда неплохо ладили с битниками Сакраменто, и, когда отделение переехало в Окленд, они привнесли с собой в клубную атмосферу некое новое культурное влияние. Но в «Эль Эдоб» модные веяния не слишком-то пришлись по вкусу. Изначально Ангелы из Окленда были закоренелыми, непроходимыми скандалистами и драчунами, — эти качества здесь передавались по наследству, — и они никогда не соприкасались с джазом, поэзией и бунтарским элементом из Беркли и Сан-Франциско. Из-за скрытой подоплеки этого конфликта неожиданное объединение в Окленде Ангелов-беженцев из Сакраменто и Берду довольно неблагоприятно сказалось на общей ситуации в клубе.

Неприкаянный, как и большинство остальных, Пузо также был членом отделения в Берду, но сейчас — в свои двадцать семь — он начал исподволь подумывать о том, что пора делать следующий решительный шаг. Автоматически перевод из одного клуба в другой не осуществлялся. Но дружба дружбой, и всегда есть шанс, что в конце концов «временный» Ангел будет принят в какое-нибудь отделение, с которым он решил ездить. При этом всегда устанавливается своеобразный испытательный срок, необходимый для того чтобы удостовериться в надежности и лояльности кандидата. В случае с Пузом испытательный срок оказался очень непростым моментом. По его словам, осенью он хотел вернуться в колледж. Он уже отучился год на Юге в одном из колледжей с двухгодичным неполным курсом, и мечтал стать коммерческим художником. Его альбом с зарисовками различных сценок с мотоциклами служил отличным доказательством прирожденного таланта Пуза. «Я точно не знаю, хочу ли я снова присоединиться к Ангелам, — сказал он однажды вечером. — Но я ненавижу терять друзей. Иногда я думаю, что хочу бросить клуб и заняться чем-то совсем другим, но признаться в этом Ангелам будет нелегко». Друг Пуза, не-Ангел, предрекал: «Он снова присоединится к ним. Черт, он даже представить не может свою жизнь без них». <Пузо в итоге откололся от Ангелов и перекочевал в ЛСД-шную тусовку Беркли.>

Мы все еще сидели там втроем, сотрясая воздух никчемной болтовней, когда патрульная машина неожиданно подала назад, сделала крутой разворот на парковке и умчалась вниз по хайвэю. Я быстро допил свое пиво и схватил магнитофон, как вдруг нас оглушил обрушившийся со всех сторон потрясающий рокочущий звук. Не прошло и нескольких секунд, как фаланга мотоциклов рыча показалась из-за холма с запада. Канюк и Пузо помчались на хайвей, размахивая руками и выкрикивая что-то радостное и бестолковое. Дорогу заполонили байки. Закусочная с хот-догами находилась на вершине холма над Бейсс Лейк; это был последний географический барьер, отделявший Ангелов от цели их путешествия. Полиции, руководствовавшейся своей врожденной мудростью, удалось образовать у заграждения пробку по меньшей мере из сотни мотоциклов. Там райдерам было торжественно вручено «Распоряжение о сдерживании», а затем всех скопом отпустили с богом. Так что, вместо того чтобы прибывать спокойными, небольшими группами, «отверженные» ворвались на холм во всеоружии… вопя, улюлюкая, размахивая банданами и устраивая на глазах у мирных граждан по-настоящему ужасающий спектакль. Ни о какой дисциплине на хайвее и речи быть не могло: там царило настоящее безумие. Вид Пуза и Канюка, ликующих на обочине, заставил Малыша Иисуса взметнуть руки к небу и издать победный вопль. Его байк резко занесло вправо, и он едва не столкнулся с Жеребцом Чарли Совратителем Малолетних. Ангел, которого я никогда раньше не видел, появился на оранжевом трехколеснике, выставив вперед ноги, как наездник на родео. Энди из Окленда, которого лишили водительских прав, ехал со своей женой. Она сидела впереди него на бензобаке, и была готова схватить руль при первых же признаках появления легавых. Шум был такой, как при резком изменении в распределении голосов между партиями на выборах или как будто над головами низко-низко пролетала эскадрилья бомбардировщиков. В принципе, уже хорошо зная Ангелов, я не мог спокойно взирать на картину, разворачивающуюся перед моим взором. В один клубок одновременно сплелись и Чингиз Хан, и пираты Моргана, и «Дикарь», и «Погром в Нанкине». Пузо и Канюк немедленно вскочили на свои мотоциклы и сорвались с места, чтобы присоединиться к компании.

Когда я садился в машину, на стоянку влетел еще один байк. Это был outlaw на «B.S.A.», редком животном в этой лиге… ездок был коренастым, внушительного вида человеком, возраст которого перевалил далеко за тридцать, с камерой «Никон» за четыреста долларов, висящей у него на шее… Дон Мор, собственной персоной, тогда еще бывший фотографом «The Oakland Tribune». Если не считать «Никона» и отсутствия «цветов», Мор выглядел так же сурово и угрожающе, как и любой из Ангелов Ада. Ничего удивительного в этом не было: Мор считался мотоциклистом-ветераном и ездил гораздо дольше, чем большинство Ангелов Ада. В отличие от многих своих современников, он сумел развить до совершенства по крайней мере один из своих талантов, смог добиться кое-чего в мире «цивилов», имел неплохие деньги. Однако мотоцикл он не бросал никогда. В Окленде, на работе, Мор носил голубой костюм и ездил на белом «фандерберде», но, когда Ангелы отправлялись в пробег, он присоединялся к ним на своем стареньком «бизере». Он носил сапоги, замасленные «левайс» и хлопчатобумажный жилет без рукавов, дающий возможность всем желающим полюбоваться на татуировку на обеих руках. Он выглядел, как Роки Марчиано в среднем весе, и разговаривал примерно так же. <Прошло совсем немного времени после пробега на озеро Бейсс, и Мора произвели в почетные Ангелы Ада.>

Мы быстро обменялись с ним мнениями по поводу происходящего в эти выходные. К тому времени последние байки уже спустились с холма, а нам обоим очень хотелось оказаться в гуще событий. Я следовал за Мором по извилистой дороге к Бейсс Лейк, и мы скоро нагнали арьергард каравана. «Отверженные» не нарушали ограничения скорости, но шумно протормаживали и ехали теперь по четверо в ряд на поворотах… кричали и махали руками людям, стоящим у обочины… Короче, делали все возможное, чтобы максимально травмировать местное общественное сознание самим фактом своего появления. Если бы я был в то время жителем Бейсс Лейк, то непременно отправился бы домой и старательно зарядил бы все свои ружья.